Юный бхакта Арсений

Юный бхакта Арсений встает в три утра, нахмурен и зол,
открывает форточку,  возжигает сандал, протирает пол.
Возвратившись из ванной, садится на пестрый коврик — презент из Непала.
На алтаре перед ним
Нрисимха львиноголовый, и со свирелью Кришна Гопала,
ниже сухие тела поджарые, словно с младенчества старые,
и младые йогины, то ли из сахара, то ли из белой глины —
душелечебный консилиум, святые ачарьи.
Кудрявый Гопала косится маслиновыми очами мимо Арсения,
где над диваном выше гитары улыбается Приянка Чопра в розовом сари.

Юный бхакта Арсений белобрыс и худ, почти что прозрачен.
Узкие плечи в размытых татуировках, на скуле шрам обозначен.
Сонный, полуприкрыв глаза, перебирает бусины-вишни,
шепчет как можно тише «Харе…Харе…Харе…» — мятный изо рта ветерок.
За стенкою мать поворачивается на другой бок.
«Харе…Харе…Харе…»... Худая шея тянется вверх, выше —
он еще не умеет сидеть правильно, не утомляя спины и ног.

Четыре утра. Сандал отдает последний дымок.
Арсений невольно подается вперед.
«Харе…Харе…Харе…»
……………………………..

Юный белобрысый диплодок,
встав на задние возле дерева, тянется вверх, вверх, выше —
чем выше, тем больше зеленого корма.
Выше и больше всегда хотелось —
тело, увы, мешает, мерзкое тело.
Нет, не достать.
Да и нечего.
Жизнь, она переменчива.

Пустыня. Восход. Диплодоки.
Уходят всей стаей разом.
Вожак на Арсения выпуклым косит глазом.
Если вожак в пути — надо идти.

Пустыня. Жара. Диплодоки.
………………………………

Пустыня. Буран. Диплодоки.
………………………………

Пустыня. Закат. Диплодоки.
………………………………

Пустыня. Рассвет. Диплодоки.
Горизонт завалился набок.
Змеятся лучи восхода как спины прекрасных самок.
Воздух так зыбок и сух, что ни слюны, ни слез.
Бредут и бредут диплодоки, оставляют яйца, следы, навоз.
………………………………

Пустыня. Луна. Диплодоки.
Спустились пески с предгорий.
Вот оно – море.

В море да в Окияне, предивна ой, да преярка,
мочит карминный плавник великая рыба Мамка*,
яшмово око, индигова чешуя, во лбу – золотой камертон.
От брега до брега трепещет пунцовый плавник, позолочен, чуть в океане омочен.
Не помещается в море, до горизонта раскинулась Великая рыба Мамка.
Светом нездешним сияет полуприкрытое око.
Смотрят диплодоки, замерев.

Шестнадцать до моря дошло,
с ними семнадцатый он, — смотрит вместо того, чтобы  пить.
А пить и не хочется.
А хочется  взгромоздиться  на задние,  выпрямить стан,
вытянуть тощую шею в гирляндах сухих лиан
и реветь, реветь, реветь —
ах, как осиян небосвод этим отсветом красно-желтым!

Вдруг ливень — горяч и шёлков.
Время, ежели было оно — ушло на дно…
………………………………………………….

Растопырив плавник, рыба Мамка реет над горизонтом.
Тихо. Не колышется узкая твердь посредине вод.

Вожак  вытягивает шею и утробно, тяжко ревет!
Ревут и семеро мудрых, и самки. Им страшно, им одиноко!
Стон покатился по водам. Рыба Мамка открыла око.

Вожак отталкивается задними и, растопырившись,
падает,
падает,
падает
в яшмовый луч.
За ним остальные, как стая сребристых туч.

Прекрасны секунды вернувшейся тишины,
Прекрасны тела их в сияньи полной луны…
………………………………………

…Арсений подается вперед и просыпается.
Снилось. Какой-то отблеск мерцающий.
«Всепривлекающий!» – шепот в ухо –  «Всепривлекающий**!»...

Пять утра. Заря. Запах свежего хлеба.
За окном пунцовое небо,
пунцовое на оконной раме кольцо,
пунцовое у Приянки лицо.
Юный бхакта Арсений в молитвенном шепчет угаре:
«Харе…Харе…Харе…»


===========

* см. рыба Матсья, первое воплощение Вишну (другие воплощения – Кришна и Нрисимха). Во время предыдущего потопа великая рыба спасла царя Сарьяврату и семерых мудрецов, с женами.
** одно из имен Кришны.

15.12.2011