Срібнозілля

В местечках, постаревших и убогих, Лишь стоит показаться на крыльцо, Куда ни погляди – увидишь Бога, Его здесь всякий узнаёт в лицо. Приметы недосказанные эти Знакомы и цепному кобелю. Куда бы ни подался – Бога встретишь, А я Его по-прежнему люблю. Он, как всегда, немного невезучий, Все разговоры-споры об одном. Копает огороды, в школе учит, Торгует хлебом, салом и вином, Кропает за страницею страницу, Тряся полуразбитою клавой… И в полутьме тихонечко лучится Голубка у Него над головой. 30.08.2012

На реке близ водопоя овцы щиплют мураву, Я прошел походкой спорой по зеленому холму. Битый шлем, худая блуза и дрянная аркебуза, Фэйри, фэйри! я вернулся – ни семьи, ни дома нет, И стою я, чуть не вою, перед стелой гробовою, Триста дней пробыл с тобою, а минуло триста лет. Над болотом разбесились, разгулялись огоньки. Фэйри, ты была красива, Бог тебя убереги. Триста дней недолговечных, и ночей недолготечных, Нам ли, нам ли не приветить и погожье, и дожди. Я как прежде, даже ближе, облик твой желанный вижу, И твой локон, рыжий-рыжий, на фарфоровой груди. Над рекою, над рекою светят адовы огни. Я тогда сбежал с тобою не от мира, от войны. А теперь повсюду лица – краше даже не приснится, Сколько люду копошится между рукотворных скал! Бесконечна Божья милость… Но увы, не изменилось, Ничего не изменилось, будто я не убегал. В старом замке возле рощи, где стрелялся баронет, Говорят, живет такой же казнокрад и мироед. Я в бою не промахнулся, и в друзьях не обманулся, Фэйри, фэйри! я верн

— Слышь, Михалыч, отдай паспорт… — Федя, я тебе сказал «будут деньги — будет паспорт», сказал? — Сказал… — Ну так что ты хочешь, Академик? Михалыч снял с весов полмешка жестяного лома, с грохотом высыпал на кучу, швырнул пустой мешок на весы. Лавируя между башнями из погнутых алюминиевых кастрюль, ржавыми железками и шеренгами старого, но еще целого барахла на продажу, подошел к столику, черкнул пару цифирей в тетрадку. Вернулся, покосясь на сгорбившегося Федю, отсчитал ровно половину, бросил на весы рядом с мешком: — И жесть больше не носи, нахера мне жесть? Федя расстегнул ватник, нагнулся. Помаргивая выцветшими глазами из - под толстенных мутных стекол, взял мешок, сгреб медяки и бумажки, побрел к выходу. Шел домой, хрустя по ноябрьской обледи, месил кирзачами грязь и думал: упиться бы в ж***у... Есть почти не хотелось. Зашел в продуктовый к Семеновне, купил кирпичик хлеба, бычки в томате, чай, полкило сахара и четверть литра самогонки из - под прилавка. Отдавая деньги, соврал, что

(Перевод с украинского, оригинал  ТУТ ) — Гля, училка моя сидит! С салфеточками! Деловая! И зачем мы сюдой пошли? .. Здрассьте, Маргарита Петровна! — Добрый вечер! ... Что-то ты такое знакомое слушаешь, Назар... сделай радио погромче. — ... Не радио, а мобилу ... — ... Это же «Калифорния»!* А слова не те. — «Калифорния». А слова не те. — Надо же... Придешь сегодня? — А как же! Погуляю часок ... Девушка положила в рот фисташку. Поклонилась вежливенько, и вдруг поскользнулась, Назар едва удержал. Фисташки посыпались на рыжий запесоченный лед. Назар кивнул Маргарите Петровне, взял девушку под руку и под звяканье мобилки и приглушенное: «да репетиторша она! а кто? ... мне диплом надо, или нет? .. прикинь, старофранцузский знает ...» они направились по Андреевскому спуску, где в зеленом сумраке уже не было лотков и почти не было вечерних гуляк. Фонарь над головой замигал, погас, снова замигал. Маргарита Петровна опомнилась. Принялась складывать непроданные салфетки. Вжикнула застежкой, попр

Переклад російською ТУТ — Диви, учілка моя сидить! Із салфєточками! Ділова! І нашо ми сюдою пішли?.. Здрассьтє, Маргарито Петрівно!  — Добривечір!… Щось ти таке знайоме слухаєш, Назаре... зроби радіо гучніше. — … не радіо, а мабілу…  — … Це ж «Каліфорнія»*!.. а слова не ті.  — «Каліфорнія». А слова не ті.  — Ти ба… Прийдеш сьогодні? — Аякже! Погуляю часок...  Дівчина поклала до рота фісташку. Вклонилася чемненько, і раптом послизнулася, Назар заледве втримав. Фісташки сипонулися на рудий запісочений лід. Назар кивнув Маргариті Петрівні, взяв дівчину під руку і під дзвякання мобілки та стишене: «та рєпєтіторша ж! а хто?… мені дипломна нада, нє?.. прикинь, старофранцузьку знає…» вони попрямували по Андріївському узвозі, де в зеленкуватому присмерку вже не було яток і ще майже не було вечірніх гуляк. Ліхтар над головою заблимав, пригас, знову заблимав. Маргарита Петрівна схаменулася. Стала складати непродані серветки. Вжикнула застібкою, поправила беретку… і раптом похолола од чіпкого пог