Талисман

— Слышь, Михалыч, отдай паспорт…

— Федя, я тебе сказал «будут деньги — будет паспорт», сказал?

— Сказал…

— Ну так что ты хочешь, Академик?

Михалыч снял с весов полмешка жестяного лома, с грохотом высыпал на кучу, швырнул пустой мешок на весы. Лавируя между башнями из погнутых алюминиевых кастрюль, ржавыми железками и шеренгами старого, но еще целого барахла на продажу, подошел к столику, черкнул пару цифирей в тетрадку. Вернулся, покосясь на сгорбившегося Федю, отсчитал ровно половину, бросил на весы рядом с мешком:

— И жесть больше не носи, нахера мне жесть?

Федя расстегнул ватник, нагнулся. Помаргивая выцветшими глазами из-под толстенных мутных стекол, взял мешок, сгреб медяки и бумажки, побрел к выходу.

Шел домой, хрустя по ноябрьской обледи, месил кирзачами грязь и думал: упиться бы в ж***у... Есть почти не хотелось. Зашел в продуктовый к Семеновне, купил кирпичик хлеба, бычки в томате, чай, полкило сахара и четверть литра самогонки из-под прилавка. Отдавая деньги, соврал, что остальное завтра. Семеновна молча взяла блокнот и черкнула еще пару слов.

Уговорил таки четвертинку — вечером, в своей времянке с облупившейся печкой, при свете керосинки, разложив съестное прямо на голом столе возле расшатанной железной кровати. Оставил полбанки бычков на утро, допил из горла остаток и повалился на подушку.

И то ли день сегодня такой, то ли самогонка оказалась хороша, но посетил Федю впервые за полгода сон, полный всяческого томления.

Вроде стоит он посреди степи, а напротив Феди, запахнувшись в цыганскую шаль, — Маська Рыжая, а руки-ноги у нее длинные, стройные, а очи бесстыжие, а губы полные, вишневые, и на конопатом лице ни одного синяка. И встряхивает Маська кудрявой копной, распахивает шаль, а под той расписной шалью такие рыжие с белым, такие огненные красоты открываются, что Федя, затрепетав камышом на ветру, уже тянет руку щипнуть Маську за сосочек, как Маська вдруг — бац! превращается в рыжую кошечку, и дёру от него! от Федюни, от здоровенного серого кота с рваными ушами. А Федюня наливается что твой баклажан — и за Маськой, тык-дык, тык-дык, тык-дык по степи… Бежит и думает: а чё это я, вроде бы и кот, а вроде как конь бегу? А Маська — кошка рыжая все бежит, бежит, а степь все стелется, стелется, а Федя все бежит за ней и наливается, бежит и наливается…

И не успевает Федя таки решить, кем ему быть: котом ли, конем ли, Федей ли Академиком, как вдруг выныривает на горизонте точка, вырастает в кочку, а кочка в невысокую табличку — аккурат Феде по яйца. Маська, махнув рыжим хвостом, перепрыгивает через табличку и бежит себе дальше, а Федя, вороша в мозгах институтский курс прикладной физики и чуть не волоча по земле налитые мудя, читает, что на табличке написано:

Е = мс2/пополам.

— Е-эм-цэ квадрат пополам… «яйца пополам», гы… — думает Федя и, вдруг спохватившись, тормозит когтями, — пополам! пополам!! пополааааам!...

— … А-а-а-а! — Федя дернулся и сел на кровати. Отдышался. Сквозь окошко пробивался первый бледненький луч. В комнате кто-то был. Федя, вспотевши от страха, в момент нащупал очки под подушкой.

На столе, между огрызком хлеба и початой консервной банкой сидела изящная розовая крыска нестерпимо гламурного оттенка.

— Ну, все — гробовым голосом сказал Федя.

Крыска продолжала сидеть. Федя осторожно нащупал спички и запустил ими в крыску, чуть не попав по лампе. Крыска увернулась и села как ни в чем ни бывало, посверкивая черными глазками с ироничным прищуром. Федя посидел с минуту, глядя на нее и спросил негромко:

— Вы, девушка, чья будете?

............

Назавтра после обеда Федя приволок Михалычу алюминиевую миску, забытую соседкой возле забора. Прогнав из головы думу о том, чьими огородами возвращаться в свои пенаты, Федя взял деньги и завел по новой:

— Михалыч, отдай паспорт…

Михалыч осатанел:

— Федя, я тебе сказал — сперва деньги?!

— Сказал…

— Ну так и неси деньги!!

— А где я их без паспорта заработаю, Михалыч?

— А ниипёт!!! Если ты, блять, еще раз заикнёсся…

Михалыч схватил ручку от лопаты, побелел, как мел и умолк. Осторожно поставил деревяху на место. Выпучив глаза, похлопал по карманам куртки, порылся в вассермановском жилете. Вытащил паспорт:

— На вот, возьми, Федор Семеныч. Извини, если што. И эта… жесть тоже приноси, примем.

Федя зажал паспорт в кулаке, опасливо посмотрел на Михалыча, вышел за ворота и припустил со всех ног. Только через две улицы понял, что держит паспорт на виду. Сунул руку в карман ватника и взвизгнул с перепугу: там шевельнулось теплое и мягкое.

— Ты откуда взялась? — сказал вынырнувшей из кармана розовой мордочке. Зыркнул туда-сюда, спрятал паспорт. Сунул руку в карман и погладил по шелковой спинке, — Ах ты, уумничка…

............

Через две недели вольный электрик Грыша зашел к Феде потрындеть за жизнь, неся поллитру и триста грамм соленой кильки. Как всегда, вломился без стука и застыл на пороге, чуть не уронив бутылку.

Федя, умытый, смахивающий на бритый кактус, сидел в чистой рубашке на кровати, придвинув стол, покрытый куском цветастых обоев и пил разливное пиво, подливая в гранчак из бутыли. На столе стояли тарелка пшенной каши с томатной подливой, тарелка с нарезанным салом и хлебом. Слева от Феди, на вышитой подушечке валялась брюхом вверх розовая крыска, а на кровати и федюниных плечах сидели, кушали хлебчик, играли в войнушку и дремали восемь пушистеньких крысят: шесть розовых и двое лиловых.

— Какие люди! Заходи! — махнул рукой Федя и засмеялся — Да не ссы, я их тоже вижу… Садись, раздавим бутыль, только руки вымой, — кивнул на непонятно откуда взявшийся рукомойник с куском земляничного мыла в мыльнице.

— А в-водочки? — еще не совсем очухавшийся Грышаня поставил «палитру» на столик и положил кильку.

— Не, Грышаня, я водочки не буду. А пивка — с удовольствием.

Крыска стала принюхиваться, Федя оторвал рыбий хвостик, дал, та села на подушке и стала деликатненько грызть, держа обеими лапками. Малышня тоже унюхала и рванула на запах. Грышаня взял стул, сел напротив и только глядел то на крысок, то на Федю.

— Слышь, Грыша? Возьмешь одного? — сказал Федя, наделяя малышне по чуть-чуть килечки,

— А мамка не против?

Крыска покосилась черным глазом, но продолжала кушать.

— А чё она будет против? Я уже и Маське Рыжей обещал, когда подрастут. Бери, хоть бы и этого, талисман тебе будет — Федя снял с плеча крупное не по годам лиловенькое чадо, — гля, какой халёсий. Шустрый, как Тарзан, без конца мне на плечи лезет. А девки козырные — все в мамку! А мамка у нас вабще Мальвина.

Мальвина, уже доев кильку и вылизав лапки, нюхала воздух. Пришлось наливать водички.

Грышаня посадил себе на руку лилового Тарзана, сперва протянул палец — не грызанет ли? Осторожно погладил по пузику и вдруг умилился, как дитё.

............

Весной Федя с Грышаней устроились носить раствор — Михалыч строил хату старшему сыну. А летом Федю и Маську Рыжую видели вместе с магазине хозтоваров: покупали известку, кисточку и голубенькую краску для дверей. На худом локте у длинной как жердь, рыжеватой с проседью Маськи висела соломенная сумочка, иногда пошевеливаясь.

............

Прошла осень, ударили морозы. Новый год Грыша с Тарзаном пришли праздновать к Феде, Маське и Мальвине.

Во времянке было чисто, побелено и натоплено от души. Маська, крашеная хной в пожарный цвет, в короткой джинсовой юбке и самодельной кофточке из цветастых платков, каждые пятьминут бегала к печке мешать мясо с картошкой. Мальвина сидела возле стола на высоком детском стульчике. На шейке у нее была повязана красная ленточка.

— Слышь, Грыша? — Федю, порозовевшего после домашнего винца, потянуло на откровенности, — я так понял, шо они (кивнул на крысок) с Альфы Центавры беженцы… Не, ты не того, ты послушай… Я ведь, Грыша, в свое время физику в школе преподавал, астрономию… Высшая цивилизация, хуле.

— Так шо, Семеныч — контакт? — Грыша покосился на Мальвину, потом на Маську, тащившую к столу тарелку с мясом.

— Ага… И не только с нами, — Федя сунул в рот кусочек соленого огурца и кивнул в сторону печки. Возле печки, в корзиночке, застеленной куском старого одеяла, валялся разомлевший от тепла Тарзан, а рядом спали, выставив остренькие носики, еще шестеро крысят: двое розовых, двое лиловых и двое серых.

19.08.2009

Перевод с украинского, оригинал ЗДЕСЬ