Четыре счастья пани Елены


Первой любовью двенадцатилетней Ленки были двое высоких лапчатых фикусов в кабинете химии. Ленка всячески пыталась привлечь их внимание. Даже угощала боржоми, которое приносила с собой в бутылочке. Но все было напрасно. Зеленая речь пищала где-то за Ленкинымушком. Похоже, эти красавцы общались исключительно между собой. Через месяц Ленка переплакала и забыла. Когда кто-то из старшеклассников отравил один фикус химикатами, всплакнула еще немножко. И даже не заметила, когда засох второй.

Конечно, это не было ее первым счастьем, и пришлось ждать еще десять лет. К счастью, это первое счастье плавно переросло во второе счастье, семейное. Единственным потрясением за все время стало для Елены то, что на самом деле
люди не слышат зеленую речь. Видимо, что-то не так?

- Да все нормально, - сказал психиатр, - Между нами говоря, вы чертовски романтичны. Муж тоже любит природу?

Елена покачала головой. Муж любил шашлыки. Впрочем, грех было жаловаться, он любил и Елену, и она в свою очередь удивлялась - почему муж напоминает ей все деревья сразу? А подаренный учениками комнатный бамбук, поставивший как-то вопрос ребром: «Или я, или он!», теперь делал гордый вид из витрины магазина, когда пани Елена шла в школу. Она преподавала биологию, а муж - трудовое обучение.

Минуло сорок лет. Второе счастье ушло как вода из колодца. Бездетная пани Елена овдовела. Наступили годы душевной спячки. Зима, кажется, напрочь проморозила сонную квартиру. Бойкие и языкастые гераньки на подоконниках постепенно стихали, съеживались и гибли одна за другой. Как-то в один серый день пани Елена вынесла на мусорник полную торбу заплесневелых глиняных вазонов. Швырнула – только затарахтело. Постояла молча и побрела домой, механически переставляя слабые ноги.

Зиму перед переездом пани Елена не запомнила. Вдобавок она еще и стала глуховата, и ей уже приходилось класть в карман блокнот и пол-карандаша, идя за хлебом. Глубокие баритоны тополей за окном превратились в елеслышное шелестение, и этот ужас, однажды наставши, не отпускал.

Этот ужас провожал пани Елену до самых ворот дома престарелых. Но не дальше. И трясясь возле окна скорой, буксующей по лужам, Елена во все глаза смотрела, как маячит, качается за стеклом, приближается к ней ее третье счастье.

После этого пани Елена несколько лет просидела на скамейке у крыльца. Старые люди мало едят и еще меньше спят, поэтому бывало и на Рождество сиделки находили ее под старым платаном у крыльца, закутанную в два теплых платка, улыбка во все лицо, худая рука перебирает листья на муаровой ветви, почти черкающей о землю. Но на каждое счастье ждет своя молния.

- Да все нормально, - сказал доктор, - это доброкачественное.

В начале марта паниЕлену вывели во двор и посадили на скамейку. Она разглядела выгоревший пень, и увидев сбоку тоненькую свежую веточку с клейкими почками, расплакалась.

В мае веточка выросла почти до полуметра. Пани Елене уже приносили кушать, ставили разнос прямо на скамью, кормили с ложечки. Она медленно жевала, и только недобро косилась, когда кто-то шел мимо - не дай бог, сломает молодь.

В тот вечер душно пахло акации. У пани Елены кружилась голова, и она легла на скамейку. Веточка оказалась прямо над ее лицом и заслонила месяц. Пани Елена долго смотрела, как поблескивает лунный свет из-под листьев. И вдруг поняла: вот же оно - четвертое счастье.

Лунноенебо над ней стало огромным деревом, ветви до земли. Елена поднялась на ноги и ступила на срединную жилку ближайшего листа, словно на тропку.

Назавтра вся скамейка была засыпана акациевым цветом. А через какое-то время документы сдали в архив.

- Как думаешь, она жива? - тихонько спросила куда-то в окно худенькая девушка, помощник архивариуса.

- О чем ты? Не понимаю, - низким бархатным голосом ответила тополёвна.

«Действительно, о чем я?» - подумала девушка и передвинула занавеску к стене.


                                                                                                                16.02.2012


Авторский перевод с украинского. Оригинал здесь

Коментарі

Популярні дописи з цього блогу

Промінь шукає броду, степом луна тече

У лісі, на базарі, в передмісті

Безмісяччя